Ложкой засовывали мне эту кашу в задний проход». Бывшие заключенные рассказали, как сотрудники тюрем жестоко издевались над ними

Руслан Сулейманов был освобожден из колонии в апреле этого года. Он вспоминает, как пришлось пережить два года пыток и нечеловеческой жестокости. Сначала Руслан попал в сизо № 1 ОМСК (признанное одним из лучших в стране в 2015 году), и только потом — в колонию № 7.

Руслан Сулейманов:.

— Он был на следствии № 1 в понедельник 10 марта 2016 года, в день моего перевода в этот цех предварительного заключения. Нас было 17 человек, которые приехали. Мы все были согнуты в своих маленьких камерах, вертикально, как стеклянные селедки.

Нас по одному с матрасами развели по комнатам. Там было много персонала, а на кровати стояла тарелка с гречкой и ложка. Затем персонал сказал: «Съешьте ложку и уходите».

Это было представлено как ритуал, в котором новоприбывший отбывал наказание. Каждый должен был съесть ложку гречки. У каждого была только одна ложка.

Но нам не разрешалось. Прикасаясь к этому горшку, нам не разрешалось есть из него. Это было блюдо того, кого обидели.

Когда я пришел туда, я уже знал, что в этой тюрьме нам не разрешали есть. Пострадавший]. Они хотели нас унизить с его помощью.

Я отказался есть этой ложкой. Другие ели, они их не трогали. Они стали меня мочить и раздражать.

Травма головы.

Было шесть или семь сотрудников изолятора. Они раздвинули мои ноги на матрасе, держали меня со всех сторон, стянули брюки и штаны и начали вставлять мне в анус кашицу. Они бросили шесть или семь ложек, потом полтарелки и ручкой МОПа затолкали мне в анус.

Эту гречку я запомнил на всю жизнь, не могу на нее наглядеться. Сколько она держала, не могу сказать. Когда сталкиваешься с такими моментами, о времени не думаешь.

Потом пришел начальник, полковник. Я спрашиваю: «Что это такое?» А он мне говорит: «Нет, мои сотрудники не могут этого сделать» — и смеется.

На него было совершено нападение, в результате которого один из сотрудников милиции ранил его. Руслан попал в больницу, где ему ввели лак, а затем он объявил сухую голодовку на несколько дней, став преступником колонии № 7.

Руслан Сулейманов:.

— Я очень хорошо помню человека, который стоял рядом со мной, никогда не забуду его лицо. У него было звание майора или капитана. Он был агентом в одном центральном отделении.

Он был высокий, стройный, бритый налысо, светлые волосы. И человек, который меня чистил и стриг, если я его вижу, я его узнаю. Когда я приехал в колонию, я написал заявление на сотрудников изолятора, отдал его агенту.

А в 10-м отделении милиции ОМК я выяснил, что, оказывается, срок сократили, потому что ОМК находится далеко от моего дома, и я не хотел отбывать наказание в ОМК. Со стороны сотрудников СИЗО-1 также не было никакого насилия.

В тюрьме Руслану стало еще хуже. Его потрясли, скрутили руки за спиной и начали заламывать их, вытягивать ноги и связывать. Один из сотрудников подошел к нему сзади, сел на колени и сказал: «Руслана, иначе я тебя изнасилую».

Руслана и других заключенных пытали очень изощренным способом. Их заставляли ходить согнувшись под углом 90 градусов. По состоянию здоровья Сулейманов — инвалид, эпилептик и долгое время не мог так двигаться.

Руслан Сулейманов:.

— Я шел, особо не сгибаясь, сонная артерия пересажена от паховой лучевой кости до горла. Она не сгибается, тянет, бывают спазмы. Я еще принимаю лекарства от эпилепсии.

И они просто начали меня бить, когда лидер Махмадбеков Шодибек Хаджибекович (сейчас есть еще один лидер КТ) ударил меня по лицу, у него рука была почти открыта. Я постоянно говорил: «Не бей открытой рукой». Он знает, что он сам мусульманин, а по мусульманским законам бить по ладони — это позор.

У нас людей за это убивают. Я считаю себя мужчиной, поэтому бить кулаком — это прилично. И он сказал мне: «Почему ты говоришь мне, что делать…».

.

Потом Махмадбеков стал кидать меня на матрас. Я не знал, кто держал меня за руку, Каров Артриевич держал меня за ноги, там был Тайде Иван Иосифович, он сейчас глава EPT. Но он ничего не делал, просто стоял, Махмадбеков кричал как сумасшедший.

Они положили мне на задницу подушку. Они знают, что когда тебя пытают, сердце останавливается, мышцы расслабляются, и ты писаешь. Потом они уперли колени мне в живот и начали драть мешком, заставляя меня драть…».

Сотрудники тюрьмы обычно носят маски, поэтому Сулейманов мог видеть лица тех, кто издевался над ним. Мужчина сразу же обвинил в издевательствах и унижениях своего адвоката.

Руслан Сулейманов:.

— Я ничего не говорил ей открыто. Потому что там в конференц-зале все записывается. Но я ей сказал: «Трясти меня по лицу — это нанесет ущерб моей чести, это нанесет ущерб чести моего отца.

Мы не можем ничего делать по этим законам, у нас свои обычаи». И я разрешаю посадить его в тюрьму или разрешаю похоронить меня. Для меня это не имеет никакого значения».

Лидер КТ был уволен. Он работал в отделе безопасности, а теперь занимается исследовательским бизнесом.

В карантинной комнате голые заключенные трогали друг друга за гениталии и танцевали медленный танец. Но это уже не сотрудники; это заключенные, которых заставляют это делать.

Ирина Зайцева, одна из правозащитниц бывших заключенных, говорит, что подала несколько заявлений в Следственный комитет. В апреле этого года на телеканале ОМСК был показан видеоролик, но позже видео было удалено с сайта. На вопрос, куда исчезло видео, ведущий передачи ответил, что оно «самоустранилось» по неизвестным причинам.

Это были не единственные способы пыток заключенных. Их отправляли раздетыми на холод и заставляли вести себя как собак.

Руслан Сулейманов:.

— Там был один сотрудник, но сейчас его перевели на вольное поселение. Он надевал на шею ошейник и заставлял заключенных бегать на руках и коленях, как собак, и давал им разные команды: лаять — заключенный, голос — кусать — бар-эр, бежать… Работника зовут Вася Трофимов.

Это безжалостный человек. Когда где-нибудь за рубежом творилось беззаконие или пытки, Россия с самого начала возмущалась. Но у них под носом допрашивают их в ОМК, а они молчат».

«Пока не обосрешься и не обоссышься, будем продолжать»

Второй бывший заключенный, Марко Бисултанов, был переведен в колонию 7 февраля 2015 года. Его заставили раздеться и снять нижнее белье.

Малхо Бисултанов:.

— Я попросил разрешения завернуться в полотенце и нижнее белье, так как я религиозный человек и не могу полностью раздеться. Сотрудник службы спросил меня: «Вы отказываетесь снять нижнее белье?». Я ответил: «Да».

На меня набросились трое мужчин, обхватили меня руками, надели на голову мешок, затащили в кабинет по другую сторону туалета, взяли мои руки в свои и связали ноги. Они надели на уши шапки с ластами и вырезали изоляционную ленту вокруг моей головы и на шее. Затем они надели кабели на кольца пальцев обеих ног, опустили мое тело в воду, привязали кабели к моим гениталиям и ударили меня током.

Когда я потеряла чувствительность, они снова опустили меня в воду и ударили по скулам.

Когда меня били током, на моей груди сидел большой [крупный] мужчина. Он сидел спиной к моему лицу и обнимал мои колени, когда меня били током. Второй человек держал мою голову, а третий человек давал мне эмоциональный шок.

Я не могу сказать, сколько он длился, потому что я регулярно теряла рассудок. Когда я кричала и плакала, мужчина, державший мою голову, положил руку мне на рот и открыл его.

‘Почему вы меня мучаете, что вам от меня нужно?’ спросила я. Ответ был таков: ‘Мы будем продолжать, пока ты не сядешь и не покатаем тебя’. Тогда они перекрыли мне нос, и я выдохнул через рот и дал им воды в двойной наволочке.

Когда я начал отдыхать, люди, державшие мою голову, поворачивались то вправо, то влево. Затем они взяли кабель с моих пальцев ног, положили его на головку пениса, провели по правой стороне живота, бросили туда кабель и дали мне еще один удар током. Я потерял всякую чувствительность.

Когда я очнулся, меня потащили в кабинет. В углу комнаты стояла клетка. Меня посадили в клетку и привязали к ней.

С одной рукой я не могла сесть, потому что другая рука была на высоте клетки. Они приходили каждый час и меняли мои руки: вверх и вниз. Мне сказали работать руками, чтобы они не распухли.

Но я не мог трясти, мне было трудно, потом руки бились, они нашли меня, они нашли меня, они нашли но часть с ключом, и это продолжалось до следующего дня. Я был совершенно голый, в голове две рвотные подушки, текущие во время пыток.

Пытки продолжались и на следующий день — Бисултанова били электрошоком, вешали, душили, вырывали волосы из груди, били по ногам, надевали на голову мешок и обливали водой.

«Зэки в этой зоне как зомби»

В январе этого года из исправительной колонии № 7 был освобожден Ваха Магомедхаджаев, который провел там 11 лет. Он вспоминает, как его и других заключенных пытали сотрудники местного ФСБ, начальник колонии и офицеры-бизнесмены.

Ваха Магомедхаджаев:.

— Ночью меня приводят на второй этаж и связывают руки за спиной. Наполняют большой бак водой, опускают мою голову в бак и держат, пока я не задрожу. Они заставляют тебя очень сильно страдать.

Пытки ужасны. Они раздевают тебя, приводят к тебе мужчину и говорят: «Если ты не подпишешь, они тебя изнасилуют». В коридоре также есть клетка.

Когда кто-то приходит туда, его сажают в эту клетку до начала расследования. И что они делают: они полностью раздевают тебя и подвешивают, ты можешь касаться пола только пальцами и надевают мешок на голову. Они вешают тебя там до тех пор, пока у тебя не заболит рука, ты должен признаться.

А я висел вверх ногами: на второй или третий день приходит прокурор и говорит: «Что сделали ваши глаза? Почему они красные?» И он мне ответил. Я отвечал: «Какие у тебя глаза? Меня здесь пытали». А заключенный стоял и говорил: «У него глаза красные, потому что у него давление повысилось.

Мы дали ему лекарство. Мы вызвали врача, и теперь он в порядке». Прокурор улыбнулся и ушел.

Все местные прокуроры знают, что там происходит.

Заключенные в этой зоне похожи на зомби. В карантине тебя заставляют прыгать так, что ты ловишь бабочек, ходить как гусеница или втыкать иголки под ногти… Так страшно, что тебя кладут на спину, связывают руки и ноги, два или три человека сидят у тебя на животе, обнимают голову, закрывают нос мешком для стирки одежды, заставляют не дышать и вливают в рот воду из бутылки.

Это такая ужасная пытка! Когда тебе вливают воду в горло, кажется, что оно сейчас выскочит, это так больно.

Они специально его туда водят. Намеренно, заключенные говорят только то, что они туда идут, чтобы не идти туда, независимо от того, ходили они туда или нет. Они не заставляют его молиться.

Они говорят, что молятся раз в день, этого достаточно. Я очень страдал, потому что молился там. Они берут своего мула, своего татарина и говорят: «Ты не должен молиться, ты не должен сидеть в тюрьме.

Ты не можешь нарушить режим. Ты можешь молиться дома».

Человек боится жаловаться, он вынужден сидеть здесь, комиссия приходит и уходит, а вы должны оставаться здесь. Когда ты жалуешься, тебе говорят: «Мы посадим тебя в гарем и будем бить до конца». Поэтому там люди терпят все.

Если ты опоздал на работу, если ты ругаешься, они поднимут тебя наверх или вниз, в деловую комнату, они поставят тебе на спину деревянный молоток с молотком. Они бьют тебя по спине, бьют молотком по ногам, надевают боксерские перчатки и бьют по голове.

Врач не записывает удары. Если что-то болит, он говорит им: «Я не собираюсь делать это снова». Затем они напали на заключенного, чтобы он больше не обращался за медицинской помощью.

Когда кто-то приходит, все выглядит хорошо, но на самом деле то, что происходит внутри, страшно».

«Когда все это закончится?»

Павел Фролов также стал жертвой пыток со стороны сотрудников тюрьмы. Он написал письмо с требованием немедленной огласки о зверствах в тюрьме — он стал доступен, в него проникло электричество, а карандашом ему сломали пальцы.

Павел Фролов:.

— У меня болят руки, все болит из-за пыток. Меня повесили на сутки. Апостол! Я дважды встречался с прокурором в ОП-11 [федеральная тюремная больница в районе ОМК] и все ему рассказал.

Я попросил их установить камеры в лазарете и в кабинетах для заключенных. Везде есть камеры, но не в этих местах! Неизбежное наблюдение само по себе заставляет человека вести себя прилично.Почти два года я сидел один, и меня не покидала мысль — когда же все это закончится? Они пытали меня! Когда я говорю об этом, здесь нет закона — они мучают меня: вешают, бьют током и т.д. и т.п.

и т.д.

Они заставляют меня за штаны вытаскивать мобильник. Они не дают мне спать, стучат в дверь кулаками, шумят, гремят, пугают, включают музыку. Они говорят мне: «Ты приедешь, приедешь за семерым!».

Я не знаю, сколько я смогу выдержать. Как вы знаете, общество должно узнать! Это должно стать достоянием общественности! Это должно прекратиться!

Все эти бесконечные ужасы были рассказаны адвокатам и правозащитникам после освобождения от бывших заключенных. Все признания были записаны на камеру и переданы в региональный УФСИН, но куда бы ни обращались адвокаты, они получали ответ «все в порядке».

Где пытают чаще

В большинстве случаев в СИЗО содержатся следователи, полицейские или подозреваемые в совершении уголовных преступлений, которые еще не получили решения по своему уголовному делу в суде. Здесь одни раскрывают преступления, а другие избегают ответственности.

Поэтому для тех, кто находится в СИЗО, всегда существует больший «деловой интерес», чем для тех, кто уже осужден и находится в тюрьме.

Кроме того, следственные изоляторы — это камеры — тайные комнаты, где легко создать громкую «тишину» и скрыть многое. Как говорится, что-то произошло ночью в темной комнате, так попробуй это понять. В колонии все на виду, и легко заметить, если что-то не так.

Пытки в СИЗО происходят повсеместно, и это не значит, что они средневековые. Конечно, как процитировали где-то недавнюю резонансную статью, это скорее зависит от личных качеств персонала, который слишком стремится выполнять то, что считает своим «долгом». Не все СИЗО обязаны любой ценой добиваться от людей признаний.

Менее частыми случаями издевательств являются действия персонала, направленные на получение информации от отдельных лиц. Чаще всего, как считают некоторые сотрудники, это высокомерие, желание показать, кто здесь главный, чувство власти или неприкосновенности.

Чаще всего это человеческий фактор, желание добиться расположения, неправильные интересы службы. Статус в тюрьме или СИЗО на это, как правило, не влияет.

На самом деле задача по выделению информации из человека в СИЗО очень деликатная, не требующая насилия, но требующая от агента или исследователя специальных навыков. Однако не у всех хватает терпения и способностей для раскрытия преступлений. Для некоторых людей в игру вступает животный инстинкт — оказать давление, как моральное, так и физическое.

Все зависит в первую очередь от одного человека. Человеческий фактор. Эти публичные истории со случаями пыток в колониях очень нужны и удерживают больше людей во времени, чем желание «пересидеть».

Однако у этих историй всегда есть и другая сторона. Над кем пытали, над кем смеялись, кого били, почему он попал в колонию или СИЗО и за что бьют сейчас.

Но ясно, что нет оправдания сотруднику милиции, если он действительно опасен для общества и преступник, разрушивший свою жизнь.

©Александр Щербак/ТАСС

За что бьют

Как правило, случай нападения — это спонтанный момент в вашей жизни и за перилами. Вы оказались не в том месте и не в то время.

Вот несколько примеров. Заключенный решает выразить протест против своей неудавшейся жизни. Он предлагает все серьезные статьи — это пятый или шестой приговор.

У него не было работы — он не имеет понятия. Он разбил телевизор в камере — это экран нового творения. Арестант камеры не скажет, что ему нечего смотреть, что они у власти.

Она разбила свой и потребовала новый. И по закону они должны ему его дать. И они ему дадут! Государство и налогоплательщики купят новый.

Того, кто сломал, отправили в карцер. Тогда он отказался войти в камеру и начал сопротивляться. Это переросло в драку — он получил несколько синяков.

В камере он снова пожаловался. Он убрал раковину и разбил вместе с ней унитаз. Он потребовал новый и пошел в туалет.

Они снова вытащили его и выбили ему зубы. ‘В качестве меры предосторожности’. Вспомните себя.

Они пнули его в угол и держали, пока он ни обо что не ударился.

Другой пример. Заключенный идет на работу в тюремный магазин, а сотрудники останавливают его и доходят до глубины отвращения — заставляют показать, развести, где его ждут, а если он не придет, то может оказаться в карцере, потому что не вышел на работу.

Разговор с сотрудником: «Отпустите меня, меня ждут», он не отпускает, говорит в ответ что-то оскорбительное. Он выплевывает его. Работник бьет его по лицу. Все это видят. Другие сотрудники приходят на помощь его коллегам. В конце концов, заключенный оказывается в карцере, а сотрудник… Ну, его обвиняют в том, что он не предал это дело огласке.

Большинство конфликтов в тюрьмах происходят без каких-либо действий и длятся в течение короткого периода времени. Реже они происходят в рамках «мер пресечения». В тюрьмах нет возможности намеренно устроить или организовать массовые побоища.

Нет достаточного количества персонала. Бьют не только персонал, но и сотрудников. Конечно, не слишком часто.

Эти события, в отличие от другой стороны, редко становятся достоянием общественности.

Равнодушие

Сами условия, служба самих сотрудников не позволяют никому сочувствовать другому. Это моральный предел полноценной работы в колонии. Как говорится, «нет ни психов, ни чувств».

Как правило, отношение персонала к заключенным равнодушное — что очень помогает при спокойной работе.

Когда перед тобой уголовное дело и ты читаешь, что он или она делали до того, как встретились с ним за перилами, думаешь: «Какое несчастье! Как земля может их себе позволить?».

Есть маньяки, педофилы и детоубийцы. Есть каннибалы. И все они требуют, чтобы в тюрьме к ним относились с уважением — по «закону и праву».

Но как они могут относиться к ним с уважением?

Это тот уровень, который «закон и порядок» может пройти на заднем плане. Среди сотрудников бытует мнение, что самые жесткие судебные решения не доходят до сердца маньяков, но удар по лицу достигает глубин души.

Однажды я познакомился в колонии с поваром. Он общительный, верит в Бога, всегда улыбается, у него хороший конверт, много комплиментов. Он готовится к условно-досрочному освобождению и нуждается в помощи, чтобы написать правильную характеристику для суда.

Усердный», — сказал я однажды кому-то о нем. Ответ был: «Почитайте его сочинения». Тогда я открыл его конверт и начал читать. Я взрослый человек, я видел много плохого в своей жизни, и это не производит на меня впечатления. Но вот в чем дело: я болен.

Двадцать лет назад эта кухарка затащила в реку знакомую девушку, а он кое-что знал о нем — знал, как он убил кого-то, когда его украли. Она затащила ее в реку, поплыла и задушила ее. Она задушила ее и бросила своего годовалого сына, который тоже погиб.

Но костер горел плохо, или эта кухарка торопилась, но она не бездействовала, взяла обгоревшего ребенка из огня, сорвала ветку с дерева, стала душить его ивовой веткой, а потом топтала его сапогом по голове.

В следующий раз, когда я его увидел, я спросил его об этом. Прошло двадцать лет. Только Бог имеет право судить меня; в течение 15 лет я был в хорошем состоянии», — был его ответ. Он ответил сердито, улыбаясь мне и ро.

‘Прошло двадцать лет…’ И для такого человека, как он, не было предела. И через двести лет… И в двадцатом веке.

Пошел я тогда к нужному человеку, а его ’15 лет хороших отношений’ закончились. Его посадили в карцер за мелкий проступок, потому что он курил в неположенном месте или сидел на кровати. Его выгнали из кухни из-за изоляции, и никто не разрешил остановить его как нарушителя.

Да, ему не позволяли быть преступником. Их несколько. Но это лишь горстка.

Самое горькое, что офицеры привыкли подвергать их всех одинаковой участи. Все заключенные равны и все заключенные бесчеловечны. Неважно, почему он находится в тюрьме.

Если он здесь, значит, он виновен. Не понимают или не хотят понять все сотрудники, что заключенные — это люди.

Иногда люди попадают в тюрьму за определенные принципы.

Я познакомилась с заключенным, которого его бывшая девушка обвинила в краже сережек перед изнасилованием. Он не хотел жить с другим человеком. У него уже есть семья; прошло 5 лет.

Плохая судимость. Ему вынесли приговор. Никто не знает, как он сел по статье «от лохмотьев к богатству».

За это время его семья распалась, кто-то погиб в аварии, жена или ребенок. Но он вышел на улицу, пришел к своей девушке и убил ее. Ему дали новый срок.

Теперь 12 лет. Он заявляет следующее. Пусть Бог его рассудит.

Людей столько же, сколько степеней.

©Итар-Тас/ Интерпресс/ Андрей Пронин

«Пресс-хаты»

Многие заключенные сотрудничают с администрацией, что называется, в актив зоны. Среди них, как правило, больше всего освобожденных. Они помогают поддерживать колониальный класс среди самих заключенных, а администрация их поддерживает. Они являются обслуживающим персоналом и хозяйственниками крыла.

В отличие от мнения, среди заключенных нет единства против режима. Кто съеден, а кто выжил, тот съеден — все для его же блага. Они очень критично относятся к другим, иногда открыто заявляя, что другие — «гнилые заключенные».

Тем, кто работает в администрации, определенно легче. Они могут получить похвалу, которая позже повлияет на их освобождение, они реже попадают в камеры для наказаний, а их мелкие нарушения могут просто игнорироваться.

О заключенных, совершивших преступления или пытки… Да, есть некоторые места — S O-Called Called Press Huts, где один человек связан или «работает» с другим человеком, чтобы получить другую информацию, включая сотрудничество.

Как правило, это крайние меры, и не на всех осужденных они действуют. Конечно, всю грязную работу в «типовом сарае» делают другие заключенные и офицеры — не другие заключенные. Активная роль.

Кроме того, существуют «хафисы», которые обычно являются информаторами. Хафисы» также по-своему собирают необходимую информацию. Однако поиск «информации» о преступлениях не является основной причиной преследования заключенных. В большинстве случаев это не физическое давление, оказываемое ради информации, а происходит по другим причинам.

Человек, как только попадает в колонию, не хочет жить по ее правилам, но спит и не встает по требованиям режима. Он хочет жить, как раньше, как будто он сам себе господин.

Например, он получил 10 лет лишения свободы и в течение 10 лет вставал в 06.00 утра, ходил в спортзал, три раза в день ходил в столовую и два раза в день стоял в столовой. Его камера работала по режиму, а вечером он ложился спать в 22.00. По этим обвинениям ему дали 10 лет, 10 лет такой жизни.

Подумайте об этом! Не каждый может себе это позволить. И люди открыто бросают ему вызов. Он отказывается подчиняться, утром встает, вечером спит, идет на развод… Тогда в ход идут аргументы, карательные изоляторы, недалеко и до нападения.

Сотрудник — это быдло

Механизм контроля сотрудников всегда один и тот же — тебя увольняют. Всегда.

Один шаг в сторону, неловкое слово перед начальником, небольшой проступок — вот и последний день службы в колонии. Если ты этого не сделаешь, за тобой будут следить, тебя будут требовать, тебе будут угрожать проблемами, тебя будут тащить на аттестационную комиссию. Если потребуется, вас уволят.

Увольнение — основная форма стимулирования службы сотрудника: попробуйте поработать в колонии с 06:00 до 22:00, от Пробуждения до Светофора. Еда имеет право на «восемь часов непрерывного сна». У работника такого права нет.

Это происходит потому, что он работает ради своей привилегированной пенсии — и редко выходит за рамки ближайших дней. Никто не работает ради работы. Это происходит потому, что работник часто живет хуже, чем сам заключенный.

Работники невыразительны. Наш начальник колонии прямо сказал в докладе, что «заключенные — это главное. Вы — обслуживающий персонал», — прямо сказал он в своем докладе. Поэтому других стимулов для службы у сотрудников нет. Всегда одно — делать это до пенсии, а потом может прорасти трава.

Камеры расставлены по всей колонии, и избежать их невозможно. Камеры фиксируют правонарушения как заключенных, так и сотрудников. Заключенных сажают в тюрьму, а сотрудников обвиняют, читают нотации и увольняют. Все зависит от того, насколько им повезло.

Это вызывает улыбку, особенно те случаи, когда один из сотрудников специально ищет место без видеокамеры, чтобы показать его другому заключенному. Из «Чистой математики». Если в колонии 1, 500 заключенных и 15 дежурных. Вы не можете победить их вовремя.

Каждый случай таких избиений в колонии — это, как правило, конкретная ситуация. Начинается общение, офицер требует, заключенный грубит, заключенный ничего не сделал, офицер применил насилие, заключенный сопротивляется и т.д., кто у власти, тот сильнее и справедливее. Кто находится в темных углах колонии?

Работник контролирует, прежде всего, работу, которую он выполняет. Контролируйте конкретно работника, его поведение, делайте что хотите, не думайте о том, что хотите делать, но следите за тем, чтобы была выдержка на работе и сама работа. Иначе вас уволят и вы пойдете в фермерский рост!».

©Александр Демьянчук/ТАСС

Что делать?

Что делать, чтобы вас не унижали и не обращались с вами, как в тюрьме?

Да, честно, вы ничего против него не сделаете. В тюрьме это значит, что вы виновны, а преступники — это значит, что вы не люди. И вы даже не можете поблагодарить всех за то, что они оставили вас в покое.

Тюрьма — это тоже человеческое общество. Но в волчьей шкуре. Здесь, если ты слаб, тебя разберут на части.

И вы не сможете спрятаться и защититься от этого. Никто не сможет вам помочь! Ни ваши адвокаты, ни ваши исследователи! Они приходят и уходят, а вы остаетесь в тюрьме.

Вы не можете защитить себя от персонала, но им легко — вы можете пожаловаться на них своему начальнику или прокурору. Но вы не можете защитить себя от этого мира — от тюрьмы, от «заключенных», которые вас заберут, украдут, нападут на вас. И они не сотрудничают с режимом, они не активы зоны, они просто «массы».

И если у тебя нет самоуважения и моральной силы (не физической, она ничего не значит, потому что «массы» тебя съедят) — чтобы защитить себя, ты не проживешь в тюрьме 10 лет, ты выживешь. Или умрете.

Это не тюремные законы. Это законы жизни. И жаловаться на них куда-либо бесполезно.

Да, напавшие на вас офицеры пойдут под суд, да, они сменят блок, где другие заключенные унижали вас. Но на смену им придут другие, а жизнь завтра подкинет вам молодых. И вам снова придется иметь с ними дело.

И где-то придется уступить, где-то позволить себе это, где-то смириться. Выжить и вернуться домой. Туда, где тебя ждут.

Для тюрем не существует универсальных правил. Есть — туда нельзя попадать. Тюрьмы уничтожают людей. До самого дна. Неважно, какое сопротивление вы оказываете и каких последствий добиваетесь, помните одно: вы не сможете вернуться в тюрьму. Они забрали вашу жизнь. И вы прожили ее не потому, что должны были прожить.

Вам решать, что делать, когда вы находитесь в тюрьме. Вы можете стоять твердо — и сломаетесь еще сильнее. Вы можете уступить — и вас не будут уважать. Но вы можете быть мудрым — жизнь вынуждает вас. Вы можете выбрать и третий вариант: вы можете уступить. Ни то, ни другое. Знайте следующее. У каждого свой случай и своя судьба.

Тюрьма — это трагедия. В жизни каждого человека. Будь то жизнь работника или заключенного.

И каждый переживает ее по-разному. Но важно помнить, что жизнь не заканчивается с началом тюрьмы. Вы должны продолжать жить дальше.

Тюрьма тоже заканчивается. И только вам решать, кто будет в ней жить. Никто вам не скажет.

Никто вам не скажет. Вы должны узнать сами.

Если вы знаете, что ничего не можете изменить, единственное, что вам поможет, — это не тратить свою энергию. Защитите себя для «после тюрьмы».

Реакция правоохранительных органов

Далее Федеральная тюрьма России и Генеральная прокуратура Российской Федерации обеспечили сохранность обнародованного материала. Видео было также реализовано в Кремле — пресс-секретарь президента Дмитрий Песков назвал его ‘поводом для серьезного расследования’.

‘Мы должны сначала все проверить. Конечно, мы читали, что такие материалы появились в Интернете. Насколько нам известно, этим занимаются федеральные тюрьмы», — сказал Песков.

6 октября Следственный комитет возбудил семь уголовных дел — пять эпизодов злоупотреблений и два эпизода превышения полномочий с применением насилия.

Разразившийся скандал уже привел к нескольким увольнениям. Начальник Саратовской областной тюремной больницы и три сотрудника регионального управления службы были уволены по отрицательным мотивам; по данным информационного агентства «ЖКХ-64», глава Федеральной службы исполнения наказаний Алексей Федотов написал заявление об уходе. Документ о его увольнении был отправлен, сообщили в Федеральной службе.

‘За унижение и запугивание’.

Среди респондентов, которые хотя бы раз подвергались пыткам в системе ФСИН, 67% — мужчины.

‘Унижения и издевательства во время различных поводов для пыток’ были самыми распространенными — об этом сообщили 75% подвергшихся пыткам. В третьем случае заключенных наказывали и пытали», — сказал социолог Лев Гудков.

Участников массовых пыток заключенных судят в Иркутске. Истории потерпевших

• Поделиться на Facebook
• Поделиться в Twitter

В настоящее время нет доступных медиаисточников

• 240p |12. 6MB
• 360p |20. 0MB
• 480p |33. 5MB
• 720p |73. 4MB
• 1080p |110. 3MB

С нами Петр Курьянов, эксперт Фонда защиты прав заключенных, недавно принятый судом по другому крупному делу в Иркутске в качестве представителя заключенных, подвергшихся сексуальным пыткам; как член ММАК, он временно расследует дела о пытках, чтобы воевать в Украине. Что это за новая мода на пытки?

Петр Курьянов: Лично я с этим сталкиваюсь впервые. 15 исправительной колонии № Ангарска в марте этого года.После того, как начались все эти пытки, было даже заключение медэксперта, что его избивали, сломали руку, нанесли травмы средней тяжести. В самом постановлении о возбуждении уголовного дела фигурируют трое заключенных из «застройщика» и 286 статей, по которым возбуждены уголовные дела.

Иными словами, приказ сотрудника Федеральной службы исполнения наказаний. В данном случае заинтересованным лицом, несомненно, является командир ИК-15 в Ангарске. И были еще те, кто считал, что они не были обвиняемыми, когда Пригожин приехал в это время.

И как только Пригожин появился, самый главный Абаев его отравил.

Марьяна Торочешникова: И теперь все дело зашло в тупик, потому что нет важных свидетелей, и невозможно продолжить «расследование» с двумя другими участниками?

Петр Курьянов: Как правило, он действительно является свидетелем, но на самом деле это тот, кто избил его деревянной палкой. Потом в январе выяснилось, что дело было прервано в связи с розыском причастных лиц. В постановлении говорится, что полиция поручает властям провести розыск лиц, причастных к преступлению, без указания их имен и фамилий.

Это продолжается уже восемь месяцев, и все имена известны.