Автор: Алексей Ардышев

Фото Андрея Шопши

 Эта публикация из тех, каких немало было в истории «Красного знамени». Появилась она, точно не помню, то ли в конце 1963-го, то ли в начале 1964 года. Я тогда, приехав из Грозного, столицы тогдашней Чечено-Ингушетии, временно работал в отделе промышленности и строительства газеты, ожидая скорого места в «Молодежи Севера».

Промстройотдел «Красного знамени» был по составу, пожалуй, самый сильный. В нём работали Виталий Мерц, Павел Сухоруков и Зоя Пидорченко, с которой и связана публикация корреспонденции «Под красным щитом передовиков».

Интинская шахта «Капитальная» в те годы славилась своим передовым опытом на всю Коми АССР и была в фаворе у обкома партии. А Зоя Пидорченко во время командировки, плотно, как говорится сегодня, пообщавшись с десятками рабочих и специалистов предприятия, выяснила, что многое в жизни горняцкого коллектива недостойно статуса передового.

Вернувшись в Сыктывкар, Зоя написала большую корреспонденцию о том, что раскопала. Факты, о которых она рассказала, кричали о неблагополучии в шахтёрском коллективе, авторитет у шахты оказался во многом дутый.

Виталий Мерц, впечатлённый материалом коллеги, пошёл к редактору. Им был тогда Александр Захарович Ануфриев, не робкого десятка, как говорится, человек и умница. Обсудив весьма щекотливую ситуацию, оба решили напечатать Зоин материал: будь что будет! Журналистская смелость и тогда была почитаема, хотя не раз обрастала серьёзными «оргвыводами».

Публикация Зои Пидорченко явилась «громом среди ясного неба». Редактора и завотделом в тот же, по-моему, день вызвали «на ковёр» в обком партии. Но оргвыводов всё-таки не последовало, ограничилось строгим словесным внушением: в следующий, мол, раз в подобном случае согласовывайте подобный материал с нами.

Первым секретарём обкома КПСС тогда был Иван Павлович Морозов.  Обнародованные факты из жизни передового предприятия, как долго выдавало его руководство, хоть и были для Ивана Павловича неожиданными, у него хватило здравого смысла оставить их на совести работников «Красного знамени». Хорошо знавшие его в то время люди рассказывали, что, по крайней мере, около года он работал представителем «Красного знамени» в воркутинском корпункте газеты, журналистское племя прочувствовал досконально. 

Бывало, руководитель корпункта Марк Рошал (бывший сотрудник «Известий») отправлял молодого человека в ближайший магазинчик и по возвращении того всё приговаривал: «Далеко пойдёшь»! Иван Павлович и пошёл – был и председателем горис-полкома Инты, и первым секретарём партии, пока не стал первым лицом республики. Так что и обстановку в приполярном городе тоже хорошо знал.  

Надо сказать в пользу тогдашнего руководства Коми АССР: оно отличалось от руководства ряда других республик, где журналистам не давали продыху при критических разборках. В Коми атмосфера для наших коллег была куда более благоприятная. Это отмечали все журналисты, приезжавшие сюда работать.

Комментарии (0)

Добавить комментарий

Комментарий

Ваше имя (nickname)

Цена: 2000000 руб.

Контактная информация: Татьяна, 84997232989

Комментарии (0)

Добавить комментарий

Комментарий

Ваше имя (nickname)

Автор: Михаил Казанцев

Фото Андрея Шопши

Недавно в Общественной палате Республики Коми состоялись слушания на тему «Этично ли проводить развлекательные мероприятия в дни траура?». Поводом послужил рок-фестиваль, прошедший 12 февраля (в первый день траура по 19 воркутинским горнякам) в одном из сыктывкарских клубов — отнюдь не самом большом. Однако на слушаниях выяснилось, что у их участников больше претензий не к устроителям фестиваля, а к нашей газете – потому лишь, что фотоотчёт о мероприятии был помещён на нашем вэб-сайте. Мы побеседовали с инициатором слушаний Ребеккой Магомедовой — известным в Сыктывкаре музыкантом и членом Общественной палаты РК. 

– Ребекка, на недавних слушаниях в ОП ты заявила: «Резонанс начался после того, как в газете «Красное знамя» появился материал и фотоотчёт об этом мероприятии. И еще неизвестно, что было более оскорбительным, сам фестиваль или публикация в газете». Ты тогда дважды использовала слово «газета», но самой газеты, очевидно, под рукой у тебя не было. Иначе ты была бы в курсе, что никакой публикации в газете «Красное знамя» о том фестивале не было.

– Виновата. Я человек, который живёт в интернете. Конечно, я имела в виду ваш вэб-сайт, просто ошиблась в терминологии.

– Признаюсь, меня удивило, что общественники обратили внимание на сугубо камерное мероприятие, наверняка не собравшее и сотни зрителей. Но куда больше удивила та часть резолюции слушаний в ОП, где содержится призыв к СМИ «воздержаться от освещения развлекательных мероприятий, даже если они имели место». Это что — призыв к самоцензуре?

– Да. А почему нет?.. 

– В 2013 году член Общественной палаты призывает к цензуре?

– А что плохого в самоцензуре, даже в 2013 году? Разве у прессы нет ответственности, например, в части воспитания молодёжи? Мы детям в школе объясняем, что нужно Родину любить, вставать, когда гимн играет… Концерт – бог с ним, это действительно было камерное мероприятие. Но когда авторитетнейшая газета публикует фотоотчёт, где люди колбасятся в то время как объявлен траур! Свобода – это круто, но свобода – это осознанная необходимость, как сказал Спиноза. Есть правила, которых должны придерживаться все.

– Как вообще тебе роль члена Общественной палаты? Ты не разочарована?

– Чтобы разочароваться, нужно сначала очароваться.

– То есть ОП тебя ещё даже не очаровала?

– Многие люди, которые меня знают поверхностно, считают, что я мечтательница в розовых очках. На самом деле никаких очков не было и нет. Я воспринимаю жизнь как процесс. Не делаю ставки. Моя жизненная позиция такова, что я стараюсь в нужный момент делать правильный выбор. Когда мне было предложено войти в состав ОП, я подумала, что я смогу кое-что выяснить для себя и что-то сделать для себя и для других. Ни о какой политической карьере я не мечтаю и вообще политикой интересуюсь лишь относительно вопросов, которые входят в зону моей ответственности.

Общественная палата, как и театр, и любое другое сообщество – это отражение всего общества. Поэтому я иногда удивляюсь массированной критике, которую обрушивают комментаторы к публикациям о членах палаты. Оглянитесь вокруг! И себя порой не грех просканировать на соответствие идеалу.

Могу сказать, что благодаря ОП я познакомилась с замечательными во всех отношениях людьми, у которых есть чему поучиться и на которых можно ориентироваться.

– Например?

– Светлана Козлова, директор фонда «Сила добра». Александр Попов, с которым мы реализуем проект «Народный контроль». Предприниматель Павел Поташов. Он, например, рассказал мне много интересного о том, как налаживать контакт с трудными подростками – я ведь теперь и в школе работаю.

– Ты родом из Тольятти и в Сыктывкаре живёшь почти десять лет. Как получилось, что ты здесь осела?

– Я приехала сюда в ноябре 2003 года, но на самом деле с детства связана с Респуб-ликой Коми. Когда родители получили высшее образование, они приехали в Усинск – отец там работал переводчиком. Так что год я прожила в Усинске. Потом родители постепенно перемещались на юг – Ухта, Сыктывкар. Несмотря на то, что я жила с бабушкой в Тольятти, я постоянно ездила к родителям. Поэтому когда после окончания аспирантуры в Нижнем Новгороде встал вопрос о месте жительства, я решила переехать сюда. В Сыктывкаре мне нравится больше, чем в Тольятти или Нижнем.

– Чем же?

– Здесь всё рядом, я бы сказала, очень уютно. Не нужно тратить немыслимое количество времени на транспорт, как в Нижнем, и не такая убитая экология, как в Тольятти. Помню, идёшь в школу сквозь дымку выбросов от производства.

Мне кажется, что с появлением интернета ощущение замкнутости жизни в провинции перестало существовать. И я, конечно же, забыла – люди! Здесь есть время оценить человека, потому что каждый – на вес золота. И мне нравится жить интересно. Я, когда приехала сюда, решила: у меня всё здесь будет так же, как в Нижнем. Когда я приехала, здесь была целина, и из Нижнего меня провожали, как в последний путь... Но я сумела собрать вокруг себя единомышленников – людей, с которыми мне интересно. Так, я объехала с концертами пол-России с Дамиром Басыровым.

– Когда ты решила, что музыка станет твоей профессией?

– У нас дома стояло старое пианино «Шанхай». Мои родители переехали в Тольятти с Дальнего Востока. Помню, что первой песней, мной самостоятельно подобранной на этом пианино, было «Прекрасное далёко». Потом ещё что-то подбирала – а если ребёнок сам стремится воспроизводить услышанные мелодии – это верный признак природной музыкальности.

А если честно, то я хотела стать переводчиком или врачом, но проще всего оказалось сдать экзамены в музыкальное училище. В музыке у меня всё получалось, а для поступления в медицинский институт нужно было ещё учиться два года со всеми вытекающими. Вот так всё прозаично. Я до сих пор не уверена, что музыка – моё призвание, хотя больше всего на свете меня радует именно она.

– Ты хочешь сказать, что была ленива в юности?

– В юности много забот помимо учёбы. Бабушка называла меня пацанкой. До 13 лет мы играли с друзьями в казаки-разбойники, лазали по деревьям, устраивали дворовые соревнования по бадминтону. Я и сейчас считаю, что учёба в этот период жизни – не главное. В юности главное научиться ладить с людьми, отличать плохое от хорошего, важное от несущественного. Разбираться, что такое любовь, дружба, верность, предательство. Как поступать в различных жизненных ситуациях. Этому меня во многом научила улица.

– Ты пианистка. У тебя есть любимое фортепианное произведение?

– «Фантазия на тему Паганини» Сергея Рахманинова. Но, если честно, я фортепианную музыку люблю меньше всего. Я люблю скрипку, оркестры. Обожаю оперных вокалистов. Дмитрия Хворостовского, например. Но в опере я не люблю просто певцов – в опере должен петь АРТИСТ. Онегин должен быть Онегиным, а не Иваном Иванычем, поющим сегодня Онегина. В нашем театре, как и во многих других российских театрах, с этим есть некоторые проблемы.

– Рок- и поп-музыку слушаешь?

– У меня очень разнообразные вкусы. Большинство моих любимых исполнителей так или иначе связаны с эстетикой хиппи. Люблю The Beatles, The Doors, кое-что из Джими Хендрикса. В машине слушаю лучшие вещи Deep Purple. Из наших люблю Высоцкого и отдельные песни группы «Ноль».

– Много читаешь?

– В последнее время в большей степени читаю с экрана монитора. В детстве любила «Путешествие Карика и Вали», в юности Дюма, позже Достоевского, Булгакова, Цвейга, Ремарка. «Идиота» перечитывала раза три или четыре. Очень люблю Сомерсета Моэма, особенно «Театр». У Моэма очень здоровое отношение к жизни, без пафоса. Сейчас собираюсь открыть для себя Джона Ирвинга: очень впечатлил фильм «Саймон Бирч», снятый по его роману.

– С недавнего времени ты преподаёшь в школе, что само по себе довольно неожиданно. Расскажи о своей педагогической практике.

– Мне интересны дети, хотя я отнюдь не считаю себя Макаренко. Просто хочу, чтобы хотя бы из моего класса вышли дети, знающие и уважающие музыку и музыкантов. Что касается предмета «музыка», то в предлагаемых сейчас новых стандартах я нашла много хорошего, а в нынешнем виде школьная программа по музыке не имеет права на существование. Я, когда увидела темы, которые должна с детьми пройти по музыке, чуть не расплакалась. Там есть, например, такое: «Тема счастья в музыке Чайковского»…

– А какую музыку сейчас школьники слушают? Ведь что-то они слушают!

– Я сделала опрос, и получился хит-парад. Вкусы единиц в чём-то даже с моими вкусами совпали, но в основном слушают русский рэп, электронщину и второсортную попсу. В лидерах Виталий Джа, который на русском языке вообще не разговаривает, ну и группа «АК – 47» – тоже рэп.

Проблема в том, что у детей нет стимула к самостоятельному поиску информации. Сейчас любая информация абсолютно доступна и потому не ценится.

Однажды дети прослушали «Прощание славянки» и получили задание: охарактеризовать тремя словами эту музыку так, чтобы их собеседник смог понять, о чём речь. Так вот, слово «марш» употребили не более трёх процентов. Я надеюсь подтянуть вкусы моих воспитанников, а пока собираю их перлы. Вот, например: «МОЖОР – это парень, который живёт за счёт родителей или любимой девушки». Или: «БОЛЛЕТ – это оперный танец». Или: «В опере ПРОПИВАЮТ историю».

– Ты не считаешь, что пора изменить сам принцип преподавания музыки в школе? Нужно давать не столько теорию, сколько обучать детей игре на музыкальных инструментах.

– Лично я уже двигаюсь в этом направлении. Дети у меня играли на пианино, потом я принесла в класс скрипку, и они все, включая самых отъявленных хулиганов, попробовали, что это значит – извлекать хоть какие-то удобослушаемые звуки из этого инструмента. То есть вот тут интерес у детей просыпается! Кстати, в Сыктывкаре имеется хороший опыт: когда-то в 12-й школе был детский духовой оркестр, при чём его руководитель Валентин Кесслер намеренно вовлекал в оркестр самых что ни на есть «оторви и выбрось». Так вот, как мне рассказал бывший воспитанник Кесслера, а ныне сотрудник Минкульта РК, этот оркестр однажды взял первое место на каком-то смотре в «Артеке»!

– Вернёмся к тебе. Ты как-то обмолвилась, что считаешь одной из своих побед «преодоление уныния». Ты подвержена или была подвержена депрессиям?

– А что, есть люди, не подверженные депрессии? В той или иной мере самопоедание есть в каждом из нас. Особенно в музыкантах – это связанно с постоянной профессиональной самооценкой. У меня в жизни было несколько моментов, когда мне сильно «давали по башке»: мне казалось, что я вложила всё, сыграла самое лучшее произведение моей жизни, а в ответ… тишина. У меня был период – года три, – когда я вообще не играла и думала завязать с музыкой. Просто в какой-то момент я поняла: дело не в мироустройстве, необходимо изменить своё отношение к миру. Иначе самой честной реакцией на тотальную несправедливость было бы пойти и повеситься.

– Сейчас все помешаны на антиалкогольной «теме», чего не было ещё лет пять назад, хотя народ пьёт всё меньше (во всяком случае, в городах это заметно) без всяких кампаний сверху: инстинкт самосохранения срабатывает. А ты не отказываешь себе в удовольствии испить пару бокалов вина? По поводу, разумеется.

– Я плохо переношу алкоголь и могу повторить вслед за одним знакомым американцем: «Мне не надо пить, я могу побыть дураком и так». Если человеку нужно утром опохмелиться, по-моему, он уже алкоголик. Закон о запрете продажи алкоголя после 22 часов всячески приветствую. Хотя я попробовала в жизни многое.

– Бывает ли, что ты думаешь о смерти?

– Мысли о смерти заставляют человека трепетнее относиться к жизни. Я часто об этом думаю. Конечно, хотелось бы пожить подольше. Я понимаю, что смерть – это банальная штука. Вот ты умер, тебя похоронили, остограммились – и опять на работу… Только представьте, что вы завтра умрёте – вам сразу станет ясно, что так, а что не так в вашей жизни. Размышляя о смерти, я научилась жить полной жизнью.

– Ты религиозна?

– Трудно ответить однозначно. Я верю в Бога, но я не из тех, кто регулярно посещает церковь. В эстетическом измерении интерес к вопросам веры у меня возник в ранней юности, c рок-оперы Эндрю Ллойда Вебера «Иисус Христос – суперзвезда». Недавно, посмотрев киноверсию шедевра, у меня дочь плакала.

Ещё я искренне не понимаю, почему в Сыктывкаре до сих пор нет мечети. Если есть мусульмане, должна быть и мечеть – не на Стефановской, конечно, но и не в Затоне.

– О чём ты мечтаешь?

– Настоящая мечта должна быть несбыточной. Есть несколько мечт: чтобы никогда не заканчивалась любовь, чтобы все близкие были здоровы. Ну и кругосветное путешествие на «Хаммере». Я за рулём, конечно.

Справка:

Ребекка Декартовна Магомедова родилась 28 февраля 1979 года в Тольятти.

В 2002 году с отличием окончила Нижегородскую консерваторию по классу «Фортепиано», в 2004 г. – аспирантуру. Постоянно проживает в Сыктывкаре с 2003 года. Работала солисткой Коми республиканской филармонии. С 2007 года – заведующая музыкальной частью Академического театра драмы им. В. Савина. Кроме того, преподаёт музыку в средней школе №38 г. Сыктывкара. Член Общественной палаты РК с 2012 года. Воспитывает дочь.

Комментарии (0)

Добавить комментарий

Комментарий

Ваше имя (nickname)